День шестой

Вот и наступило утро последнего дня, дня расставания. Вся наша экскурсионная группа, утомленная переизбытком впечатлений от общения с прекрасным, нетерпеливо поглядывала в сторону оживленного перекрестка, откуда наконец должен был появиться вожделенный ими автобус. Но он, судя по всему, опять застрял в бесконечных пробках парижских улиц. Мы с Полем стояли немного поодаль от всех и молчали. "Так ты и не увидела Париж с Эйфелевой башни," - услышала я откуда–то издалека слова Поля. "Не увидела..." - словно эхом, отозвался мой соврешенно чужой голос. "И Эду так и не удалось дописать твой портрет," - выплыли, будто из тумана, обрывки фраз Поля. "Не удалось," - глухо повторила я. "И я так и не сумел уговорить тебя позировать мне". Я ничего не ответила, продолжая заинтересованно рассматривать затейливую трещину-паутину на мостовой, не сводя с нее глаз так, будто передо мной было величайшее произведение искусства. Я уже несколько раз пыталась взглянуть на Поля, но каждый раз эти попытки причинял мне такую острую боль, что я уже просто физически не могла рискнуть повторить их еще раз. Болело где-то в груди, очень глубоко, болело, наверное, то, что у людей обычно принято называть душой. Мне хотелось уже поскорее сесть в автобус и остаться наедине со своей болью. И хотя у меня по жизни слезы всегда были не очень близко, но сейчас больше всего я боялась лишь одного: опять разреветься, особенно вот так нелепо...к восторженному ликованию всех и вся. Я чувствовала на себе взгляд Поля, но никак не могла набраться сил и поднять на него глаза.

Из-за угла появился автобус. По лицам моих соавтобусников пробежала волна радостного оживления и суеты, хотя непонятно, куда и зачем нужно было спешить: все равно за каждым было закреплено его место и, конечно, никого бы здесь, в Париже, даже если бы они очень постарались, никто бы их не оставил, но, наверное, эта привычка сохранилась в душах русских людей еще с прежних советских времен: не опоздать, всюду успеть, во всех жизненных сферах поспешить, поторопиться запрыгнуть на подножку последнего вагона уходящего с перона состава.

Я, внутренне собрав все свои силы и стараясь хотя бы внешне сдерживать эмоции, все же подняла глаза на Поля. Вопреки ожиданиям, он...улыбался. Я просто оторопела от этого веселого и, как тогда, в первый день нашей встречи, такого знакомого, дерзкого взгляда. Я была почти уверена, что он тоже...ну пусть не страдает, но, по крайней мере, переживает, что и ему не хочется расставаться со мной, а тут вдруг такой неожиданно-сияющий взгляд. Мне стало очень досадно, и я, так и не сумев примерить заготовленную зараннее улыбку, опять отвернулась.

Поль взял в ладони мое лицо, и, как я ни старалась разжать его руки или хотя бы просто отвернуть голову в сторону, спрятаться от его глаз мне уже было некуда. "Куда отнести твою сумку? – тихо-тихо спросил он. Его глаза стали опять глубокими и печально-серьезными, казалось, они смотрят мне прямо в душу. – В автобус или ко мне в машину?" Я, набрав весь воздух, который у меня был в легких, совершенно неожиданно для себя, едва выдохнула: "...в машину". Поль поцеловал меня, не обращая внимания на прохожих, на абсолютно ошалевших от нашего вопиющего бесстыдства моих соавтобусников и на отвисшую челюсть начинающего уже что-то понимать сопровождающего. Мы застыли посреди улицы и, казалось, что вот только сейчас и произошла наша встреча...Только сейчас...Оторвавшись от меня, Поль, подхватил мою дорожную сумку и шепнул мне: "Пойди скажи вашему гиду или лучше мне сказать?" "Я сама," - ответила я, как будто со стороны слыша свой голос, и с ужасом подумала: "Господи, Боже мой, что я делаю!"

Но сопровождающий уже сам, переваливаясь с бока на бок, нахмурившись, озабоченно спешил в нашу сторону. Я жестом прервала его речь, обещавшую быть долгой и напыщенной. Сопровождающий все понял. "Ну, совет да любовь, - пожал он плечами. - Надеюсь, все документы у вас в порядке? Медицинская страховка, банковская карточка, все есть? Хотя, скорее всего, деньги вам и не понадобятся," - добавил он, ухмылясь. Наверное, я так выразительно взглянула на него, что он как-то сразу осекся и сник. "Ваше счастье, - все же осмелился продолжить сопровождающий, - что мы с вами выехали не из бывшего Союза". "Нет, любезный! - резко ответила я. – Это не мое, а ваше счастье! Потому что, если бы мы даже и выезжали из Союза, то на обратном пути я бы, как Нуриев, перепрыгнула бы через ограждения и осталась здесь. И проблемы были бы не у меня, а у вас". "Ну-ну, – развел руками сопровождающий, - только учтите, что в следующей группе мест может и не быть. Придется добираться своим ходом. Мало того, что потеряете оплату за обратный проезд, так опять же пропустите экскурсию по Брюсселю". "Я в Брюсселе уже сто раз была, - небрежно отмахнулась я от его наставлений. - Конечно, мне было бы удобнее доехать со своими, в своем автобусе, прямиком до Дюссельдорфа..." "Ну а если не будет мест, - прервал мои рассуждения сопровождающий, вероятно, втайне надеясь, меня этим запугать. "Пешком пойду," - улыбнулась я. "С вами все ясно, девушка, - примирительно вздохнул он. - Не смею больше ни на чем настаивать. Я только, как Минздрав, предупреждаю. А решение в любом случае остается за вами". "Вот я уже его и приняла," – ответила я, мысленно удивляясь и своим словам, взявшимся неизвестно откуда, и своему решению, пришедшему ко мне всего лишь несколько минут назад.

К нам подошел Поль и стал говорить о чем-то с сопровождающим по-французски. Позже он мне объяснил, что договаривался с ним относительно моего потенциального отъезда со следующей группой. Они обменялись телефонами. Я только сейчас подумала о том, что за все эти пять дней, которые мы провели вместе, у Поля ни разу не зазвонил ни хэнди, ни домашний телефон. По-видимому, все звонки были отключены, телефоны оставлены в режиме автоответчика, ну а он, наверное, выбирал время, чтобы прослушать звонки и перезвонить туда, куда ему было нужно. Я отняла его у всех. И это было страшно. Я понимала, что судьба мне этого никогда не простит. У меня уже был один такой же печальный опыт, когда я, сама того не желая, уже затмила однажды собой целый мир, не подозревая о том, что мир не терпит соперничества и очень жестоко мстит своим конкурентам. Но...это совсем другая история, не имеющая, надеюсь, никакого отношения к этой. Хотя отголоски ее следовали за мной по Парижу неотступно, напоминая и предостерегая от повторения ошибок прошлого, которые я тут же, с усердием примерной ученицы, добросовестно повторяла, словно боясь забыть пройденный материал.

Поль дружески похлопал сопровождающего по плечу. Они обменялись рукопожатиями. Сопровождающий взял мою руку в свою и, изрядно ее обслюнявив, смачно припал к ней губами, со словами, выхваченными откуда-то из глубин своего обычного репертуара: "Преклоняюсь перед вами, мадам. Вам удалось покорить такого благородного шевалье!" Я замахнулась на него своим сломанным зонтиком, который до сих пор так и не выбросила. Наверное, моей бережливости мог бы позавидовать сам бальзаковский Гобсек. Сопровождающий, корча гримасы ужаса, пригнулся, прикрывая голову, помахал нам рукой и трусцой направился к автобусу, окна которого были облеплены глазами-глазами-глазами моих соавтобусников. Мы с Полем помахали им на прощание и повернули к машине.

Так начались эти девять дней, девять дней, проведенные в доме Поля. И моя повесть также, как и моя жизнь, с тех пор пойдет по другому течению. Теперь я не буду описывать каждый день от начала до конца. Я буду медленно вращать калейдоскоп памяти, заглядывая в свои воспоминания и останавливая это вращение тогда, когда мои мысли вдруг неожиданно выложат из них новый затейливый узор, сотканный из Парижа, его площадей и улиц, его мостов и парков, а главное из девяти дней только что рожденной на свет, хрустально звенящей Любви. И окончание моей повести будет совершенно неожиданным, независимо от хронолгии событий. Когда это произойдет? Не знаю...Возможно, уже в этой главе, возможно, в следующей, в любую минуту, когда я скажу своей памяти: "Стоп!"

Итак, начинается вторая часть моей повести, сплетенная из узоров-воспоминаний, мелькающих день за днем в калейдоскопе памяти, который я назвала...

...КАЛЕЙДОСКОП СЧАСТЬЯ