Узор первый

Это были девять дней острого, пронзительного счастья, наполнюшего меня до краев и растекающегося по всему жизненному пространству вокруг меня. Все, что меня окружало, я заражала своим, бьющим через края моей души, счастьем. Но...все же...не могу сказать, что все девять дней были так уж безмятежны и безоблачны. Небосвод этого вселенского счастья однажды затянула мрачная грозовая туча раздора, разразившаяся непогодой обиды, о которой я и сегодня не могу вспоминать спокойно, но...все же было главное, то главное, что не могли затмить и заслонить собой никакие тучи размолвок и недопониманий – это была Любовь.

Каждое утро начиналось с того, что Поль писал мой портрет, а заканчивалось любовью, потом он уезжал на работу, а я окуналась в шум и суету парижских улиц. Во второй половине дня Поль возвращался, и я к тому времени, отметая все прелести французской кулинарии и добросовестную стряпню его домработницы, изощрялась в приготовлении русских блюд. Я, которая никогда не получала удовольствия от грохота кастрюль и сковордок и относилась к своему пребыванию на кухне, ну, если не как к варварскому заточнению, то просто, как к суровой необходимости, теперь, вспомнив все изыски национальных кухонь народов бывшего постсоветского пространства, заложенные во мне, вероятно, еще на генетическом уровне, получала от стряпни просто наслаждение, и все эти девять дней старалась разнообразить наше меню русской экзотикой.

В процессе своих кулинарных подвигов, я с удивлением для себя узнала, что оказывается обязательный атрибут любого праздничного стола моих соотечественников - легендарный салат "Оливье", во Франции, как в зеркальном отражении, называется напротив "Русским салатом", а торт "Наполеон" хорошо известен французам под названием "Многослойник".

Поль наслаждался моей стряпней несказанно. "Я с тобой превращусь в толстяка," - шутил он. "Не успеешь," - неизменно отвечала я ему, ставя перед ним дымящуюся и дурманящую своим потрясающим ароматом, очередную тарелку, хотя и понимала, что это был жестокий ответ, но жестоким не только для него, но и для меня.

Но, отбрасывая эти грустные мысли и возвращаясь к кулинарным, я не могла про себя ни отметить, что разговоры о поедании французами лягушек были сильно преувеличены, во всяком случае Поль ни разу за все две недели, которые мы провели вместе, ничего подобного себе в кафе не заказывал, хотя, возможно, он меня просто в это не посвящал, дабы не вызывать во мне негативных эмоций. По моим наблюдениям, Поль вообще не ел почти ничего сверхъестественного, отличающегося от традиционной европейской кухни. Хотя ему очень хотелось, чтобы я попробовала его любимых устриц, но я так и не рискнула пойти на этот варварский шаг. Я не могла себе представить, как это можно накапать на живое существо лимонный сок и проглотить его целиком, живьем, не жуя, как удав кролика. Это было выше моего понимания. Ну а отведать один из деликатесов французской кухни - блюдо, приготовленное из виноградных улиток, Поль все же меня уговорил. Причем, виноградные улитки, залитые разнообразными, тонкими на вкус, пикантными соусами, весьма и весьма съедобные и более того, к моему великому удивлению, как оказалось, даже вкусные. Поль просвятил меня, что существует огромное количество рецептов приготовления улиток и это целое искусство, которым обладает далеко не каждая французская домохозяйка. Вот это, пожалуй, и была единственная экзотика, которую мне довелось отведать в парижских кафе, не считая, конечно, традиционного французского лукового супа. Поль смеялся, признаваясь мне по секрету, что слухи о том, что французы - отъявленные гурманы и исключительно привередливы в еде также весьма и весьма преувелечены. Вот, например, говорил он, на рынке парижанка может разговориться, покупая у розовощекой крестьянки пучок зелени, и тщательнейшем образом записать все нюансы рецепта гордости любой французской домохозяйки - знаменитого лукового супа, на приготовление которого уходит несколько часов, что является своего рода священодействием. Она вникнет во все тонкости, обсудит все детали, а прийдя домой, спрячет рецепт поглубже в один из ящиков буфета и благополучно забудет о нем раз и навсегда, приготовив на обед в худшем случае традиционный суп из концентратов, а в лучшем...в лучшем просто отправится в кафе.

Ну и конечно же, я не могла отказать себе в удовольствии попробовать тонкие, изысканные французские вина: настоящие "Бургундское" и "Бордо". "Я с тобой совсем сопьюсь," - шутила я. "Не успеешь," - вторил мне Поль с грустной улыбкой. Я не могла не обратить внимания на то, как французская культура потребления горячительных напитков отличается от русской. Возможно, Поль был исключением, но он никогда не пил пива. Вообще никогда. Он не находил в нем прелести. Нет-нет, весь Париж был красочно завален пустыми банками из под пива, но насколько я успела заметить, его потребляли на улицах в основном африканцы, азиаты и...немцы. У французов этот напиток либо не столь популярен, либо я просто не сумела заметить всю степень его популярности. По крайней мере, пива в доме Поля не было, а вот соками и минеральной водой, но только не газированной, его холодильник был просто забит. Когда мне хотелось на улице купить "колу", он таращил на меня глаза, как на камикадзе, не понимая, как можно добровольно, а не под страхом смертной казни, травить себя подобным ядом. А вот к хорошему красному вину он меня, практически и абсолютно непьющую, довольно быстро приучил. Ну это в том случае, если словом "приучил" можно назвать бокал вина за обедом или за ужином.

Говоря о моих открытиях в области французской кухни, нельзя не сказать и о том впечатлении, котрое на меня произвела широкоизвестная французская сыромания. Я, конечно, была наслышана о том, что для французов сыр – это один из любиймеших продуктов, но я не ожидала столкнуться с таким разнообразием сыров и приготовленных из него блюд, возводимых чуть ли не в ранг искусства. У меня не укладывалось в голове, как можно сыр, из которого я обычно делала только лишь бутерброды, подавать на десерт. А Поль наоборот не мог себе представить, как можно одно из изысканейших лакомств, просто так запихивать в себя с утра, только для того, чтобы утолить голод. Он рассказал мне, что сам Шарль де Голль как-то пошутил: "Как можно управлять страной, в которой столько же сортов сыра, сколько дней в году!" Но оказалась, что эта шутка была более, чем скромной. Во Франции сортов сыра гораздо больше, что-то около пятисот, и чуть ли не каждая деревушка во всех французских провинциях гордится своим особым секретом приготовления различных сортов сыра. Я, конечно, не запомнила названия даже десяти сортов, но, такие сыры, как "камамбер", "мюнстер", "конте" – должна признаться, оставили просто неизгладимый след в моей гастрономической памяти.

Ну а Поль - неисправимое дитя своего народа, рассказал мне довольно пикантную легенду о происхождения знаменитого сыра "рокфор".

Как появился сыр "рокфор".

"На вершине горы Комбалу, недалеко от деревни Рокфор, молодой пастух пас отару овец. Проголодавшись, он разложил в гроте на камне свой нехитрый завтрак. Это был ломоть ржаного хлеба и кусок свежего сыра, как вдруг по тропинке, ведущей в соседнюю ферму, мелькнул силуэт прелестной пастушки, мгновенно покорившей сердце молодого отшельника. Юный влюбленный, мгновенно позабыв про своей завтрак, немедленно ринулся за очаровательным созданием, чтобы перекинуться с ней двумя-тремя нежными фразами. Девушка охотно откликнулась на его слова, разговор завязался и обещал быть весьма интересным, и для того, чтобы никто не мешал им наслаждаться плавным ходом неспешной беседы, пастух и пастушка углубились в грот небольшой пещеры, где и предавались исусству диалога, оказавшимся настолько занимательным, что они не могли прервать его ровно три дня и три ночи. Наконец, когда спустя три дня, пастух, усталый, но счастливый от содержательного и проникновенного общения с дивным созданием, умирая от голода, возвратился в свой грот, в надежде подкрепить свои силы, подорванные в процессе продолжительной и пылкой беседы, то увидел, что кусок сыра сильно изменился: он был покрыт голубовато-зеленой плесенью. Пастух заколебался, но голод брал свое: он отважился попробовать маленький кусочек и нашел его превосходным. Так родился сыр "рокфор".

"Да-а-а..,- подумала я не без улыбки, слушая рассказ Поля, –такая легенда могла родиться только во Франции". Поль объяснял мне, что именно оттого, что французы едят сыр на десерт, они и сохраняют стройность фигуры. Не знаю, насколько это правда, но ему все же удалось убедить меня изменить мое отношение к сыру и рискнуть попробовать его именно после еды, и, когда я несколько раз все же отведала на десерт различные сорта этого излюбленного французского лакомства, то постепенно стала понимать, что в нем действительно что-то есть. К сожалению, я не смогла привезти с собой даже маленький кусочек сыра, по причине, которую задолго до меня описал Джером К. Джером, но мои соавтобусники, вероятно, не читали "Трое в лодке, не считая собаки" и неосмотрительно закупили изрядное количество различных сортов сыра, отчего в автобусе стоял такой аромат, какой могла бы источать лишь рота бравых солдат, если бы, после недельных полевых учений, они все разом, дружно разулись. Но эта тема несколько отступает от тонких изысков французской кулинарии, и хотя, наверное, я могла бы ее развивать бесконечно, но все же, на это сырном аккорде, пожалуй, и останавлюсь.

Как я уже говорила, Поль к моим кулинарным опусам относился с неописуемым восторгом, сродни восторгу ребенка, которому наконец на день рождения подарили долгожданную железную дорогу. И его бурные восхищения моей стряпней проявлялись всякий раз совершенно одинаково: они начиналась еще на кухне, а заканчивалась в спальне, и я лишний раз убеждалась в верности такой простой истины, что путь к сердцу любого мужчины, независимо от национальной принадлежности, возраста и вероисповедания лежит исключительно через желудок. И так продолжалось все девять дней, но сейчас, поворачивая калейдоскоп своей памяти, я вижу в нем уже другой узор – свой первый день в доме Поля, когда я так неожиданно для самой себя вдруг превратилась совсем, как героиня Джека Лондона, в...

..."МАЛЕНЬКУЮ ХОЗЯЙКУ БОЛЬШОГО ДОМА"
УЗОР ВТОРОЙ